[AVA]http://cs627326.vk.me/v627326956/401f0/wxkgoOsIFKM.jpg[/AVA]

Слава не бывает без страданий, она это не допустит!
Он с самого детства знал, что он будет героем и что умрет как герой. Такова его судьба смерть и слава. Его отец великий воин, что погиб до того, как он стал узнавать его лицо, но успел войти в хроники, его воспитывала мать, чей род был знатен и славился тем что сыновья этих прекрасных фурий сильны и бесстрашны, умны и стремительны, их имена гордо выбивали на белоснежных скрижалях. Девы их рода всегда прекрасны как нимфы - развратны и словно легендарные женщины Спарты воспитывают своих сыновей в преддверии войны строго и вселяя им мысль о том, что они подобны богу войны, из их чрева выходят породистые хищники истинные войны служащие с первых своих дней Юпитеру.
Они так много дорог прошли, столько славных побед одержали, столько в памяти его простыло шармов от побед. Как много земель они напоили кровью, кипящей в бою утверждая свое право штандартами, попирая чуждые земли правом узурпатора, втыкая в изнывающую и агонизирующую под трупами своих сыновей плоть земли свои дерзкие знамена с гордым кличем о победе, когда под победный рев тысяч славных воинов в охрипших в бою глотках разносился рев победы. Заставляя разбитые войска противника дрогнуть и пасть духом сдаваясь в руки победителей. Это экстаз, лучше, чем мгновения секса, это не повторить, на это подсаживаешься и хочется снова и снова ощущать это и пить кровь с вином павшего врага пьянея от силы и ломающей боли в каждой мышце боя. Болеть сутки и нести свое семя в отвоеванные земли, рассматривая культуру и быт поверженных стран, вбирать лучшее, и даровать самым великим и рьяным войнам плодородные земли, оставляя наместников, чтобы они славили великую Империю, прорастая в новых щедро удобренных войнами земли корнями.
Амон был молод, но наравне с опытными войнами выступал в бою. Его заслуги оценивались по достоинству, его ум и родовое наследие уважали и к его словам прислушивались. Он был в почете он был храбр искусен в бою и в тактике ему не было равных. Даже если он очертя свою голову выжигал в своем сердце символ ярости и азарта, он всегда осознавал последствия и манипулировал отрядами выдавливая врага страшно и быстро.
Великий воин Амон. Центурион Амон, он сам не верил в это, он, а не Тулий, тот кто воспитал его, кто обучил его и вознес его и приблизил. Мертв.  Нелепо, дико, невозможно, кожа чесалась от ощущения несправедливости, непонимания, в нем прорастало тошнотворное ощущение паники, замешанное на отчаянной усталости и злости, продавливая под горло ядовитый ком сомнения в собственных силах. Достоин ли он. Слишком рано, он юн, хотя и опытен. Он словно лишился головы, предаваясь своим недостойным мыслям и ощущениям, что гарпиями метались в его сознании и раздирали его душу постыдными сомнениями в тот момент, когда он должен был глядеть в глаза своим войнам и своим примером показывать, что это не конец. Не время пасть так, оставляя за собою ненавистный смрадный лес. Нет жалости и сомнениям. Не время отчаяния.
Амон облизал разбитые иссохшие губы, чувствуя привкус собственной крови, оставляя по краю вязкий след кровавой слюны, он как юнец пропустил удар в лицо, его мир пульсировал и звенел, набатом о том, что и кого они утратили, о том, кем его возвысили. Этот звон дезориентировал его. Шалым взглядом окинув толпу и до боли сжимая в руке узду, поднимая кулак вверх.  Криком – рыком боли, страстной ярости срывая связки, и вкладывая в этот крик все свои эмоции и слыша, как ревет толпа. а это сейчас была именно толпа, а не строгий строй воинов, сейчас они не были десницей богов, они были людьми, тех кто устал, был подавлен и думал о доме словно в последний раз. Толпа – она скорбела, она так же, как и он не разрешала себе эти мысли, боясь словно их подслушают и все скатится в один миг.
- Мы пришли сюда побеждать!!! Мы пришли вырывать из глотки врага нашу победу и славу. Они должны умереть с отражением ваших лиц в своих зрачках! А вы должны дрожать не от холода и отчаяния, а от экстаза битвы. Вы пришли за этим! Я дам Вам это.
Амон свел зубы до скрипа, заставляя желваки нервно ходить по лицу, ощущал кожей взгляды что сейчас с сомнением, укором, злостью и надеждой разбивались ему в лицо. Он вслушивался в свой голос, который отражался в каждом здесь и сейчас и находил ответ, пускай и такой разный.  Он для того здесь, чтобы отклик был единым.
- Мы пришли побеждать!! Вас ждут дома ваши матери и жёны, ваши дома без вас пусты, мы принесем им кровавую дань. Доказав, что мы сыны войны не сломлены и нас не победить никому. Весь мир наш, осталось только взять его. Так возьмем же его, он близко.
Снова кулак уверенно вверх и крик ярости теперь следовал ему превознося и принимая его во главе всего. Ну, а теперь у него было время, чтобы спланировать как действовать и действовать надо было иначе, враг был хитер и кажется теперь нет смысла просто идти, их так всех раздавят, надо было остановится и действовать иначе, так же хитро, и дерзко. Иначе они не пройдут, а деморализованные войска долго подписывать верой крика и громких слов невозможно.  Должна быть победа, должна быть пролита кровь за кровь. А голова их вожаков этих лесных стай, волчар насажена на колья и гордо проследовать по ряду их воинов, доказав и напомнить насколько они велики, чтобы заново засеять зерна славы и отваги.
Легион зализывал раны, Амон в шатре молча и уже около часа слушал домыслы своих соратников, советники и тактики, не могли договориться. Его слово будет последним.
- Мы выступим против них таким же быстрым и незаметным отрядом, которым они точат нас. Надо учиться думать, как они и действовать как они, иначе они верно вырежут всех нас. Я не хочу, чтобы этот лес стал нам курганом.
Амон оставил опустевший кубок глухим ударом, словно кулаком об стол и только сейчас отрезвление стойким жестоким похмельем захватывало их врасплох. Думать было сложно, но необходимо. 
-Страх нужно преодолеть, и я обещаю Вам, вы победите смерть. – его голос звучал приговором и обещанием одновременно.
- Нам нужно собрать отряд такой же маневренный и быстрый из лучших воинов, и разведать, а лучше убить того, кто у них думает, они слишком хаотичны, а это достойна месть за нашу утрату. Голову за голову, око за око.  Я сам лично принесу легиону голову их врага, пусть знают! Им нужно достойно занять позицию и обороняться вкруговую.
Амон поднял глаза цвета ясного неба на своих соратников, они понимали его кажется без слов, но он говорил, чтобы все слышали и соглашались с его словом. Он сейчас тут наместник закона и Юпитера.
- Гай, Нумерий и Децим вы останетесь тут и держите оборону по кругу, каждый отвечает как обычно, не должен умереть никто, готовьтесь отражать удары с любой стороны, прикрывайтесь, уничтожайте, но не двигайтесь.  Трое лишь мрачно хмурились, но противится не стали, они понимали и соглашались с этим решением, и каждый готов был стоять до конца.
- Они не знают кто центурион теперь, и я пойду с вами, как равный, как и ранее вам Воин. Я уверен сейчас они празднуют победу, надо пойти им во след, пока он не остыл и не размыт дождем окончательно. Нам надо жалить их так же как они нас и надо забрать сердце и голову их лидера и принести жертву нашим богам, потому что именно они сейчас о нас забыли, за высокими ветвями этих деревьев они, не видя нас! Надо напомнить о том, что мы сыны Юпитера и восславить победой.  Не теряем время, выдвигаемся.
Короткий острый как порез клинка взгляд в сторону близкого и верного друга Туллия, который отмалчивался все это время, который знал, как никто другой все его мысли и бил его лучшим советником.
- Луций, пока я в походе за жертвой, ты побудешь для всех нас Туллием. Ты знал его как никто другой. Часть его сердца все еще принадлежит тебе. Будь пока его тепло и ярость не угасла в наших сердцах и пока не выбили его гордое имя на скрижали.   Поддержи и собери людей, не дай им предаваться отчаянию и говори, ты делал всегда это лучше всех нас, твои уста благословенные красноречием. А мы принесем доказательства что мы великий легион.
Амон поднялся с усилием и нарочито спокойно – все остальные. Братья!!! Соратники – облачайтесь в доспехи, берите арбалеты, мы выступаем налегке. Сейчас.  Со мной. Снимите регалии.  Мы сейчас идем как лики мести, а не как голова.  Это наш долг.
Его поддержали, а если и нет и усомнились, то промолчали, ибо других идей не было, и все в тайне надеялись, что Амон сможет напоить их дурманом победы. За ним шли и ему верили самые преданные.

Отредактировано Вильгельм Энгельс (2016-03-25 17:04:30)

[AVA]http://cs627326.vk.me/v627326956/401f0/wxkgoOsIFKM.jpg[/AVA]

Как можно нового Центуриона обвинить в мальчишестве – никак, но те, кто постарше искренне об этом молчат, молчат про себя и в душе, предчувствуя неладное, а может потому что настрой у всех такой, мрачный и смрадный как раны бойцов, что переживают в себе гниль этой чужеродной земли, которую не успели вычистить, и которая травит их кровь делая слабее. Неужели их боги здесь их не видят, и не слышат.  Но и одновременно понимая, что эта месть за ту жертву которую они принесли, позорно и гадко. Смыть этот позор на челе кровавым росчерком ушедшего в Аид центуриона с каждого война может равнозначная потеря врага и в этом прав Амон, и на весах истины в этот раз честь и разум соперничают с реалиями и здравым смыслом. Кровь за кровь, и не смоет кровь сотни псов войны.
Центурион стоит дороже, такие люди помечены богами, они избраны.  И каждый в это верит.
Нельзя так расшатывать эту веру как расшатал Туллий лишь тем что так поспешно ушел и оставил как наместник божества теперь он тоже глух, в шатре хладный и сизый на себе не похожий, растрачивая с каждым мгновением свое величие.
Луций не спешил выйти к войнам он ушел к Туллию в посмертный шатер, в котором словно в гробнице скрытый от дождя и уже наполненный тонким едва уловимым смрадом смерти, как парча на лице центуриона скрывшая его мертвые лик от мира живого, с монетами на глазах.  Не та смерть что точила воинов в пути и не цинга, как неприятное горько – кислое послевкусие, которым эта земля варваров так отчаянно травила завоевателей Великой Империи. 
Туллий уже не был Туллием, он был его следом и безобразной осунувшейся копией, его в этом мешке с костями окончательно не было. Луций хотел скулить и биться в отчаянии, он не хотел идти дальше, но на него тяжелым бременем повесили долг быть его заменой, а он пришел к нему, снова как всегда за советом, за прикосновением за одобрением за руганью и… Как он будет его заменой?  - не имеет права... Он не Туллий. Он лишь Луций и, хотя он и знал его как никто другой. Он не может им быть. Даже временно. Он не мог дать ему теперь ничего. Злость, горечь потери от того, кого любил больше себя, того кого не уберег, он и они виноваты в этом.  А ему все равно он с заострившимся носом сизый.
Луций зарычал в бессильной раздиравшей его злобе и подошел на негнущихся ногах, покачиваясь в стороны как старик, к своему мертвому любовнику. Склонился медленно – страшно с вопросом с невысказанными словами прости и почему, навис над ним и долго всматривался в его лицо ожидая что – вот он откроет глаза, вздохнет и… ничего он и монеты, жадно золотые крупные на ввалившихся глазницах. Сам того не осознавая занес руку над Туллием и отвесил ему последнюю пощечину, рука влажно шлепнула в окоченевшую плоть, по щеке соскользнув нелепо по тонкому слою бальзама, что сдерживала насколько возможно гниение, сбивая тревожно раскатившиеся монеты под углы шатра словно их спугнули, а они и рады были. 
- Судьба часто уводит нас от тех, кого мы любим, к сожалению. – выдохнул он в губы холодные и провел пальцами неровно по скуле, как обычно…пока мог.
Осознание этого острым клинком по хребту, выбивая скупую слезу, одну, заставляя его так же каменеть, собраться и прощаться, забрав в память массивное не самое дорогое кольцо с зеленым янтарем, то что он, когда-то давно будучи мальчишкой принес ему в дар. Словно именно оно сконцентрировало в себе в прозрачной зеленой с вкраплениями каких-то доисторических мух и тварей, всю суть Туллия, и он сегодня будет говорит за него, как и обещал он на это время оденет его образ, словно освежевав его и сняв посмертную маску и образ Центуриона.
Заставит услышать его воинов, и будет готовить к тому что они будут биться и давать отпор.  Каждый из них в эти мгновения ценен и каждый должен вершить свою судьбу. Он пообещал Туллию что похоронит его в Родной земле, и он его на руках внесет, но внесет.
Сегодня он говорил за него и как он, и ему верили и собирались, и забывали про свои страхи и готовились, зная, что совсем скоро будут хорошие вести и совсем скоро будет бой!  Они все его ждали. Поднимая и начищая копья   прикрываясь щитами, Пожирая сознанием новую стратегию, как обереги. В который раз по толпе прокатился рев, уверенный злой, голодный, но такой отчаянный. Туллий был бы доволен... 
Его поддержали, он начал делать то что должен был.
Лес припадочно редел и снова сгущался, словно его лихорадило еще с той поры, когда он только распространял свои древние корни по этой земле и неровными пригорками частил по местности заставляя больше утопать в грязи, но чем дальше в лес, тем проще было перебираться и тела привыкали к этой размеренной гонке. Где, цепляясь руками за корни, более не поскальзываясь сандалиями, зато так отчаянно ее нагребая. 
Фурий прекрасно читает по следам и ведет первый, остальные пусть и растянулись на небольшое расстояние, но прикрывают друг друга, все одинаковые, без регалий и опознавательных отличий – быстрый карающий отряд, как учили, как умели и в чем были лучшие из лучших. 
Так и неслись пока не решено было дать плоти отдых.
Стоило продумать и снова оценить ситуацию, они были рядом, совсем рядом и Фурий об этом все больше намекал, указывая жестами на факт, что тут их противник сам сбавил шаг, о том, что они совсем рядом и что стоит делать привал.
Остановка. Дыхание с сердцем вперемешку и вязкой слюной, пока не отошли, довольно быстро и только потом промочили губы, передав по кругу бурдюк из рук в руки – молча и сосредоточенно каждый на своих мыслях.
- Надеюсь мы будем нежданными гостями – хрипло словно лаял разрушил гулкое сосредоточенное молчание Гладиус.
- Непременно. Отозвался Сосредоточенный Амон.  Осматриваясь.  Костер не разводили, да и надобности пока согреваться не было, от тел шел пар как от камней в Хамаме.
- Юпитер тебе в задницу! Амон! -  что-то ужалило его как неосторожная ветка или насекомое, к которым он уже привык и не замечал. И о том что-что- то произошло он понял по возгласу.  Мгновенная реакция Фурия, он подтверждает свое имя данное от рождения прекрасно яростный и самый быстрый это он среагировал и скинул малолетнюю шваль под ноги и давит его грязным сандалиями, отдавая вожаку на суд.
Амон понимает, что это же просто подарок судьбы, а может и их боги к ним стали чуть более благосклонны и они получили от них весть.  А значит их дело и решение верное.
- Братья! – отозвался Глухо Амон, всматриваясь в скулящего от боли щенка, презрительно кривя губы - 
-Он должен нам рассказать все, а как мы это сделаем, каждый должен приложить свою руку для того чтобы забрать с его смердящих песьих губ вести.  Боги хотели жертву? Вот. узрите же, он сам к нам прибежал,  его вели сам Юпитер, даже окропил свой осколок – моей кровью! Это добрая весть! – За Туллия!! Не щадите его, только живым оставьте, я его потом сам подготовлю к встрече со стаей – Амон ухмыльнулся, волна ярости и жажды крови снова бурлила по его венам, а он уже рисовал в своем воображении картины того, как именно он поздоровается с лесными псами, время у вас есть до заката, и так чтобы тихо, заткните ему сначала рот, пусть заслужит право скулить.
- а ты Фурий – Амон указал перстом на ближайшего соратника, который только что спас его и временно лишая возможности спустить свой пар и раззадорить война мелкой забавой. - Ты пойдешь вперед со мною, пока ему будут развязывать язык, нам надо спланировать наше перемещение, ты знаешь и видишь дальше всех.
Фурий молча кивнул не переча, лишь раз обернувшись и выхватывая глазами, привыкающими к сумеркам как глухо и как больно сейчас будут упиваться остальные, испытывая на прочность молодую плоть и кости вражеского сученка.  И то что пальцы переломаны и старательно растерты матерыми войнами это еще благо. Он непременно расскажет все. Среди них есть Нумоний и Гладиус состоявшие в кровном родстве и схожие в свои пристрастиях и умениях пытать и до знавать, в этом равных им стоило еще поискать.  И с некоторым сожалением что он не увидит этого, он этим научился восторгаться и наслаждаться, скорее всего когда они с Амоном вернуться тело мальчишки уже не будет столь целым, зато он будет чадить болью.  Шальная мысль на мгновение пролегла алой как густой кровавый росчерк, а что же тогда придумал Амон, если отдал паскудыша братьям?
Вернулись ровно, как и запланировали как солнце покинуло горизонт и совсем скоро будет темно и холод спустится в низину, где они остановились и укрылись. Амон выслушал доклады братьев и похвалил их, за работу, Фурий же напрочь и садистским удовольствием баюкал и уговаривал сладкими спокойными речами мальчика, что все закончилось и тот   почему-то ему верил, зная, что именно так он подготавливает его к финальному аккорду.  Мальчик больше не щетинился и не рычал как малолетний щенок волка, он что-то шептал и верил, размазывая боль кровавые сопли плечом. 
Амон возвысился над ними истинным и окончательным приговором.
– Фурий, ты же ждешь да? На что воин лишь коротко и уверенно кивнул, и поднял мальчика за головешку, заставив почти безвольно повиснуть у него на руках и снова скулить.
- Заверши начатое, так как умеешь только ты, максимально, мы будем взывать к Юпитеру, Боги снова слышат нас! Слышите вы все!!!
- А мы будем славить богов! Юпитер ты слышишь нас!? – тихо, но веско расплывался в низине барион Амона, окутывая импровизированными словами подобно жрецу тех культов, которые теперь служили им и учили их.
-Мы твои сыны, мы пришли забрать кровь врага и пришли мстить, эта жертва восславит твое величие, – все собирались в круг, повинуясь собственным инстинктам замыкал его Цент, который перевернул палец вниз. Приговор был вынесен.
Фурий затолкал заботливо длинными пальцами грязный моток ткани мальчонке в глотку, чтобы его крик не спугнул ночь, не очернил, но тут же передумал, этот ритуал понимали и ощущали все кожей, он должен был призвать взор богов, а потому должен быть максимально жестоким.  Вернул обратно тряпку и дал время мальчишке откашляться, он уже все понимал, и сил дергаться и сопротивляться не было, но он пока не смирился его глаза – пылали синим гневом, как глаза этих псов.  Прививали ярость, раздражали.  Глаза наглые как у всех Гемов, такие же холодные и дикие.  Фурий тоже свое дело знал – вынуть язык мальчонке была та еще идея, встреченная одобрительной полуулыбкой по губам Гладиуса. И опустил большие пальцы в свежие еще полные глазницы, старательно выдавливая эту синь, тонущую в боли немого крика, а после и болевого шока.  Пока взывали каждый мысленно и словами к богам.  Пока не обмякло тело внутри живого круга.
Амон приказал отделить голову с хребтом - как рыбину и ее скелет от плоти.  И так нести его врагу – ознаменовав что пощады не будет, так выглядела их месть и именно эту обезображенную голову с порванным ртом, и хребтом без тела, как не человека подкинут позже в лагерь, так чтобы наткнулся кто- то кто пойдет в обход, так чтобы именно такое безобразное свершение холодило кровь и взывало к ярости врага, добывая им преимущество.

Отредактировано Вильгельм Энгельс (2016-03-25 17:08:35)